Смерть всего живого. Репортаж Daily Storm из Петропавловска-Камчатского, где больше месяца ищут виновников экологической катастрофы
Об экологической катастрофе на Камчатке я узнал довольно поздно: в пятницу, 2 октября, увидел у себя в ленте Facebook фотографию двух голых мертвых морских ежей и сообщение о том, что это не самое их естественное состояние. Уже в субботу прочитал большой пост в Telegram — об отравлениях среди серфингистов, о густой желтой воде, двух морских котиках, которые боялись нырять в океан (один из них погиб) и о военном полигоне по соседству.Стало очевидно, что надо собираться и ехать в Петропавловск-Камчатский, чтобы попробовать на месте разобраться с тем, что происходит.Примерно в эти же сроки засуетились и региональные власти, которые знали о проблемах со здоровьем у серферов еще с сентября, но никаких решительных шагов не предпринимали.«Здесь проходила конференция, куда приехал тяжелый официоз: министры, зампредседателя Думы Ирина Яровая, и они обсуждали «дележку ресурсов», — рассказывал мне гражданский активист из Петропавловска-Камчатского Сергей Соловьев. — И губернатору было по барабану на эту катастрофу, хотя сообщения о ней раскидывали буквально все. И только когда после второго числа пошел вал сообщений, губернатор поехал туда на джипах, на лодках…»Туда — это на Халактырский пляж. Он находится примерно в 30 минутах езды от Петропавловска-Камчатского. 20 минут — по относительно нормальной дороге (не считая разметки, которая может понравиться только латентным самоубийцам и жадным сотрудникам ГИБДД) и потом еще 10 минут нужно страдать на гравийке. До воскресного визита губернатора на пляж страдать приходилось еще больше, но в прошедшие выходные дорогу немного выровняли.Бегство серферовСам по себе Халактырский пляж — это полоса черного вулканического песка длиной 30 километров. По одну сторону — океан с бесконечной вереницей темно-бирюзовых волн, бьющих в крутой берег, по другую — луга и ровные треугольники вулканов с обязательными белыми шапками.К 5 сентября серферов на побережье почти не осталось. Пустые гостевые домики, кафе и прокатные станции. Вместо людей — небольшие черные вороны, облюбовавшие заброшенную территорию.Остатки жизни теплятся только вокруг двухэтажного домика в северной части лагеря. Здесь Юрий Дудь снимал свой фильм про Камчатку. Местные, не считая серферов, это видео почему-то недолюбливают. Хотя посмотрели его, кажется, буквально все.В домике двое камчатских парней упаковывают остатки вещей и готовятся окончательно законсервировать лагерь.«Надоели вы, журналисты, уже со своими вопросами! — вроде как в шутку заявляет мне один из парней. Хотя я чувствую, что реально уже могли надоесть. — Тысячу раз спрашиваете нас об одном и том же. Лучше бы чиновников так задалбывали или военных. Чтобы они рассказали правду».Пытаюсь объяснить, сколько надежных, качественных и проверенных способов послать журналиста без вреда для карьеры есть у современных российских чиновников, и понимаю, что постепенно скатываюсь на эмоции. Поэтому перехожу на конструктив и заявляю: «Поверь, задалбываем».Парень тоже решает отыскать способ отделаться от меня и одновременно помочь и переправляет к девушке-серферу, которая каталась в те дни, когда в океан попала неизвестная зараза. На завтра у нее билеты на самолет из Петропавловска-Камчатского.— Майя? — интересуюсь у нее, не ошибся ли я.— Да, — отвечает девушка.И я в течение 15 минут мучаю ее вопросами о событиях на Халактырском пляже, не догадываясь, что те же самые вопросы ей день назад задавала моя коллега Маша Немцева. Я в это время летел перекладными рейсами из Москвы на Дальний Восток через Казань и Новосибирск.С географией мест вокруг Петропавловска-Камчатского на тот момент по-серьезному я разобраться еще не успел, поэтому задаю серфингистам немного глупый вопрос:— До реки, откуда загрязнение пошло, далеко отсюда? Пешком дойти реально?— Километров 30, не дойти, — говорит местный серфер. На предположение о том, что, наверное, еще мишку по пути есть шанс встретить, отвечает утвердительно.— А доехать?— Доехать можно. На джипах с большими колесами, чтобы реки вброд можно было переезжать.— То есть там еще и другие реки есть?— Да.Джин с большими колесамиВернувшись в Петропавловск-Камчатский, понимаю, что теперь цель номер один — отыскать транспорт, чтобы добраться до реки Налычева. Рядом с ней расположен полигон, на котором в советские годы захоранивали пестициды и другие ядохимикаты. В Москве, когда только стало известно о поездке на Дальний Восток, я интересовался у Олега Митволя из «Зеленой инициативы», откуда могло пойти загрязнение. Он ставил именно на полигон.С транспортом меня выручил Сергей Соловьев: он перенес свою запланированную поездку с туристами и договорился с товарищем, чтобы тот отвез меня к реке Налычева.Из-за дождя, весь вторник лившего как из ведра, рывок к потенциальному источнику загрязнения сместился на полдень. Ко второй половине дня по прогнозу небо должно было проясниться. Появился шанс запустить в небо коптер, чтобы посмотреть на цвет воды сверху.В поля мы отправились вшестером: я, Сергей, его приятель Максим из проекта «Береги Камчатку», водитель Вадим, который «прокачивает» внедорожники до требований Камчатки, и двое документалистов из Current Time — Анна и Александр.Первой локацией на нашем пути неожиданно оказался Козельский полигон с пестицидами и мышьяком. О том, что мы въезжаем на особо опасную территорию, нас предупреждала исключительно табличка «Осторожно. Ядохимикат». Вроде бы красноречивая. С другой стороны — ни забора, ни колючей проволоки, ни охраны. Только краткое письменное предупреждение и инстинкт самосохранения.Максим с Вадимом рассказывают, что раньше ограда была, но практически сразу после установки ее кто-то умыкнул. По слухам, на другом конце полигона еще сохранилось несколько столбиков.Около периметра полигона мы встречаем полного пожилого мужчину с короткой седой кисточкой усов под носом. Такие носили полицейские в классических английских детективах.«Александр Николаевич Ладугин, заведующий отделом СГМ (социально-гигиенический мониторинг. — Примеч. Daily Storm) «Центра гигиены и эпидемиологии», — без особой охоты представляется мужчина. Желания говорить с нами у него нет, но сил сопротивляться еще меньше. — Мы ежегодно берем пробы. Но в этом году делаем это второй раз.Он объясняет, что на полигоне есть специальные скважины (их легко вычислить по торчащим из земли металлическим трубам), откуда можно брать пробы подземных вод, но он и его люди этим не занимаются. Их компетенция — проверить землю над захоронением, не проникли ли в нее отравляющие вещества.— Главный вопрос, может ли это все уходить в реки, — говорю я, не слишком надеясь на безапелляционное «да».— Вряд ли, здесь достаточно глубокая котловина, оно все заделано. Но полигон в 60-е годы был сделан, здесь собирали пестициды со всего Камчатского края, чтобы когда-нибудь вывезти. И сейчас никто не может сказать, делали ли тогда какую-то изоляцию. Но в основном почва нормальная здесь.— А захороненные там пестициды могут дать фенол, который сейчас в воде нашли?— Фенол может быть там. Здесь лежат разные вещества. Больше всего пестицидов, которые отработали свой срок. Выделиться из них он не мог. Но в 60-е там захоранивали что угодно.Сам по себе полигон очень небольшой: с половину футбольного поля. Деревьев на нем нет, их все выкорчевали, когда приводили место в порядок около 10 лет назад. Сейчас в теории под землей должны находиться огромные бетонные ящики с ядохимикатами, укрытые защитной пленкой и 20-сантиметровым слоем земли. Хочется верить, что этот саркофаг хоть насколько-то надежный, потому что в такой дождь, как сейчас, по полигону бегут десятки, а то и сотни ручьев, унося с собой все, что есть на поверхности.Максим из «Береги Камчатку» в надежность полигона верит. Он срывает плод с куста шиповника, что растет неподалеку от могильника, и при нас его съедает.Зеленая пена и 10 нерпПо его мнению, новости о техногенной катастрофе на побережье — фейк, призванный скрыть другие серьезные проблемы в экологии Камчатки: исчезновение рыбы и гибель рек, в том числе из-за золотодобычи.«Сине-зеленые водоросли, цианобактерии, — называет он своих «кандидатов» на роль убийцы морских ежей. — При определенных условиях они выделяют токсины. В Азовском море такое случалось».Максим уверен, что цветная вода в реке Налычева — это никакой не яд, а просто частицы, которые принесло из болот.Едем проверять эту теорию. Цветных субстанций рядом с Халактырским пляжем было три вида: зеленая пена, тяжелая бурая смесь на дне и желтое маслянистое вещество, о котором писали серферы.Нам повезло увидеть только первые две. Зеленой пены было достаточно в океане (она оставляет характерные следы на песке), но еще больше ее оказалось в устьях малых рек. Местные называют их не по именам, а просто — тундровые. В честь местности, по которой они пробегают.В этих же речках нашлось и бурое вещество. По виду оно больше всего напоминало мелкие песчинки железа.Птицы — чайки и вороны — никак на потенциально опасные вещества не реагировали. Зеленая пена явно не казалась им чем-то экстраординарным, и на этом этапе теория Максима подтверждалась.Очередной повод для ликования дало ему устье реки Налычева, которая претендовала на роль главного загрязнителя Камчатки. В воде неподалеку от места впадения реки в океан плескалась стая из 10 нерп и не выказывала никакого желания сбежать прочь из этого закутка.Чтобы окончательно разобраться с тем, что происходит на Налычева, нам предстояло совершить простой маневр: двигаться вверх по правому притоку до того момента, пока мы не увидим ручей, идущий со стороны полигона (или убедимся, что этого ручья не существует). Но погода нарушила наши планы: из-за ливня Налычева разлилась настолько, что штурмовать ее даже на специально оборудованном джипе, с помощью которого мы пересекли две реки, было опасно.Пришлось поворачивать обратно.Примерно через полтора часа езды вернулся интернет, а вместе с ним пришло сообщение, которое практически разрушило стройную теорию Максима.«Мы брали пробы, проводили поиски павших животных и выполняли погружения для обследования бентоса. Наши результаты показали, что состояние морских млекопитающих, птиц находится в норме. На берегу мы также не нашли никаких выбросов больших павших морских животных, птиц. Однако при погружении мы обнаружили, что на глубинах от 10 до 15 метров наблюдается массовая гибель бентоса — 95% существ мертвы. Сохранились отдельные большие рыбы, креветки, крабы, но в очень маленьком количестве», — рассказал об итогах исследования устья реки Налычева и Авачинского залива на мысе Налычева, в районе острова Старичкова, в бухтах Тихая и Спасения научный сотрудник Кроноцкого заповедника и Тихоокеанского института географии Иван Усатов.Сами по себе сине-зеленые водоросли убить столько живых существ не в состоянии.