Страна, оставляющая след

Для российского правительства первоочередную важность имеет экономическая сторона вопроса «зеленой» политики. «Сейчас мы добываем газ и нефть и экспортируем их в ЕС и страны Азиатско-Тихоокеанского региона. Что нам предлагают взамен? Производить «зеленую» энергию и продавать ее. Но экспорт электричества в 6–8 раз затратнее, чем экспорт газа», — говорил в интервью «Российской газете» проректор по внешним связям Финансового университета при правительстве РФ Константин Симонов. В марте 2018 года издание «Коммерсантъ» сообщило о сокращении финансирования программы поддержки «зеленой энергетики» на 22%: с 400 до 313 млрд рублей.

Вице-премьер РФ Александр Новак, выступая на Гайдаровском форуме, заявлял, что в 2021 году будет одобрена государственная стратегия по сокращению выбросов парниковых газов, в рамках которой ресурсосберегающие технологии планируется внедрить во всех отраслях экономики. Кроме того, запланировано сокращение количества сплошных рубок, расширение охраны лесов с помощью космического мониторинга и создание национальной системы углеродного регулирования.

В стратегии правительства говорится о сокращении выбросов парниковых газов на треть к 2030 году от уровня 1990 года. Однако эксперты заявляют, что подобные планы — лукавство.

— Проект правительства предполагает увеличение выбросов парниковых газов, а не их сокращение. Предполагается сокращение от уровня 1990 года на 25–30%, но у нас с 1990 года выбросы упали до 50%, — говорит руководитель климатического проекта Greenpeace в России Василий Яблоков. — Соответственно, те меры, которые предлагаются в этой стратегии, никак не отвечают целям Парижского соглашения по углеродной нейтральности, которое предусматривает сокращение выбросов на 50–60% к 2030 году.

Greenpeace считает, что программа правительства РФ направлена на сохранение энергобаланса, основанного на ископаемом топливе. Долгосрочная климатическая стратегия исключает добычу, использование, сжигание ископаемого топлива, предлагая вместо этого развитие «зеленых» технологий (биотопливо, энергия солнечных и ветряных электростанций). Специалисты Greenpeace уверены, что параллельное использование «грязных» и «зеленых» способов производства электроэнергии лишь сохранит статус-кво в интересах действующих промышленников.

Василий Яблоков отмечает, что ставка на якобы «чистые» технологии, такие как гидроэлектростанции и атомная энергетика, — неверна. Выбросы от крупных ГЭС сопоставимы с выбросами от объектов, работающих на ископаемом топливе, но вдобавок они приводят к загрязнению речных экосистем, исчезновению популяций экономически важных и редких рыб. Атомная энергетика не относится к углеродно-нейтральной, небезопасна и стоит значительно дороже возобновляемых источников энергии.

В своей стратегии российское правительство делает ставку на поглощающую способность лесов. Но, по словам Яблокова, у государства нет достоверных данных, которые позволили бы посчитать эту способность.

— Леса не только поглощают, но и сами являются источником парникового газа. Каждый год на территории России происходят катастрофические пожары. В результате горения лес из поглотителя парниковых газов превращается в их производителя, — говорит специалист Greenpeace.

Сопутствующая проблема — заброшенные сельхозземли, которые не пригодны для ведения сельского хозяйства, но могут использоваться под посадку леса. Минприроды сегодня занимает позицию, ограничивающую лесное фермерство, обозначая частные леса как «накопители парниковых газов».

У нас все любят говорить, что леса — это наше главное решение и наш вклад на глобальном уровне в борьбу против изменения климата. Но мы не знаем ничего про наши леса, потому что актуальных планов лесоустройств нет. То есть они есть, но только на 1/7 лесов нашей страны. Мы просто не знаем, какие леса, и в каком количестве растут. Эту информацию никто не обновлял.

Директор Центра экономики окружающей среды и природных ресурсов Высшей школы экономики Георгий Сафонов рассказал «Новой газете», что правительство России планировало разработать серьезную программу по борьбе с парниковыми выбросами. Были намерения регулировать выбросы парниковых газов на государственном уровне. Создать отчетность и отлаженную систему мониторинга данных, оказывать поддержку предприятиям, снижающим углеродные выбросы.

Однако итоговая стратегия оказалась далека от амбициозных планов.

— Планировалось распределение квот по следующему принципу: если предприятие слишком «грязное», то ему выписывается штраф, который уходит в фонд, из которого финансируется повышение углеродной эффективности. На сегодняшний момент [от этой идеи] осталось предоставление добровольной отчетности компаниями о своих выбросах и возможности добровольной реализации низкоуглеродного проекта. Никаких государственных форм поддержки предприятий, готовых перейти на «зеленые» технологии. Полностью выхолощенный документ и работать он, конечно, не будет.

Мир осознает необходимость экологической защиты, — отмечает Сафонов. За два десятилетия кардинально поменялся подход к экологической политике. Еще в конце XX века для стран-лидеров было приемлемо декларировать сокращения вредных для экологии выбросов, но при этом наращивать добычу ископаемых источников энергии. Однако сегодня такая стратегия работать не будет.

Страны-лидеры крайне заинтересованы, чтобы не только они развивали «зеленые» технологии, но и страны-экспортеры двигались в том же направлении. Для этого есть целый ряд инструментов, в том числе углеродный налог на импорт.

Углеродный след от добычи ископаемых энергоресурсов, включая металлы и химические удобрения, за 2020 год в РФ составил 2 млрд тонн углекислого газа. Тонна угля выбрасывает при сжигании примерно 2,8 тонны углекислого газа.

Если углеродный налог будет сопоставим с текущей ценой [топлива] на рынке ЕС, то получится, что цена угля — 40 евро за тонну, а углеродный налог — 110 евро. Получится, что углеродный налог будет в три раза больше, чем цена угля. А из доходов от экспорта газа будут вычитаться 15–20%. Российскому правительству и экспортерам такое даже в страшном сне не может присниться.

Налог на углеродный след могут ввести не только страны ЕС, но и Япония, Китай, Канада и США, а также еще 120 стран, выполняющих обязательства по достижению углеродной нейтральности. Для российских экспортеров наступает время очень высоких рисков.

Российская бизнес-модель экспорта в Европу при текущих законах и регулировании в стране неэффективна. Есть риски потерять европейские рынки сбыта.

— Крупные российские ресурсодобывающие компании, такие как «Роснефть» и «Газпром», не имеют бизнес-модели, ориентированной на «зеленую» экономику. В их корпоративных отчетах нет ничего о том, как будут развиваться эти компании в условиях декарбонизации (снижения выбросов углекислого газа) мировой экономики. У «Роснефти» нет представления о своей стратегии развития даже на 10 лет. Максимум — на 5 лет. На этот период экономисты компании еще прогнозируют рост производства, продаж и цен. Но никакого понимания, как будет выглядеть компания, когда нефть потеряет часть своей ликвидности для мировых игроков, нет. Им будет нечего предложить на рынок. Давайте побыстрее продадим все, что только можно — это близорукая стратегия. Российские ресурсодобытчики и производители останутся в проигрыше, а европейские компании, которые вкладывают в возобновляемую энергетику, — нет.

Несмотря на то, что у российских производителей есть технические возможности постепенно заменить старые технологии новыми экологичными мощностями, переход на «зеленые рельсы» тормозится коррупционными связями в энергетической отрасли и отсутствием политического планирования, — считает Сафонов.

Повсеместные связи между администрацией регионов и поставщиками энергоресурсов. Правительство регионов допускает к поставкам на соцобъекты и муниципальные объекты регионов только производителей ископаемого топлива. Чтобы перейти на «зеленые» технологии, нужна политическая воля. Например, во Франции президент принял решение о достижении климатической нейтральности к 2060 году, и все министерства, компании, международные организации думают, как выполнить поставленную цель, какие инструменты использовать. В российской энергетической стратегии, принятой в прошлом году, говорится об увеличении добычи угля, нефти и газа. На ближайшие 15 лет у нас нет ни одного сценария «зеленой политики». Никто бы даже не собирался ничего делать в области экологической политики, если бы не внешние причины, такие как налог на углеродный след.

Роман Лазуков